Раз уж речь зашла про охотников. Что меня удивило в Валере, так это сходство его историй и того, о чем, и главное, как, рассказывал об этом же отец. Отец как-то рассказал нам историю, произошедшую с ним в молодости, когда он пошел на охоту. Снег выпал уже большой, он был с одноствольным дробовиком, до деревни было далековато, и тут на него выходит здоровый сохатый. Мясо в деревне никогда не бывает лишним, тем более, что было это сразу после войны, мужики с фронта еще не пришли, а зимой мясо можно заморозить и сохранить на длительный срок. Он прицеливается и стреляет в сохатого, тот падает, но тут же соскакивает, разворачивается на отца и огромными скачками начинает нестись на него. Кто видел сохатого не на картинке, а в живую, пусть даже и в зоопарке, понимает, что это огромное животное и по высоте намного выше любого быка, да и рога у него совсем не маленькие. А теперь представьте, что такая туша летит на вас, а у вас одноствольное ружье, которое вы только что разрядили в него, то есть остались абсолютно беззащитным. Отец рассказывал, что буквально в холодном поту стал перезаряжать дробовик, руки не слушаются, патрон в ствол не попадает. Каким образом ему удалось перезарядить ружье не понятно, но все же успел. Вскидывает ствол и буквально с нескольких метров стреляет в несущуюся на него массу. Сохатый упал буквально перед ним. Руки трясутся, минуты две просто приходил в себя от страха, потом из охотничьего любопытства стал проверять куда же он попал в сохатого. Оказалось, что оба выстрела попали в шею, причем на расстоянии двух сантиметров друг от друга.
Рассказ Валеры почти идентичен. Поехал на снегоходе на охоту, встретил сохатого. Стреляет из карабина, тот падает, похоже, что застрелил. Он соскакивает со снегохода, хотел броситься к животному, и проваливается в снег по пояс, очень снежный год был. И хорошо, что спрыгивает вместе с карабином, не оставил его на снегоходе. Сохатый вскакивает, поднимается, разворачивается на Валеру и огромными прыжками начинает нестись на него. Ни здоровенный снег, ни полученная рана – ничто его не останавливает, прется напролом. Валера рассказывает: вскидываю карабин, ору благим матом со страха изо всех сил, и непрерывно, патрон за патроном, расстреливаю всю обойму в сохатого. Каким образом, непонятно, но буквально перед ним животное падает замертво.
Что меня тогда поразило в рассказе Валеры: правдоподобность рассказа и то, что он не пытался строить из себя какого-то Рембо или супермена, не пытался скрыть страх, испытанный при этом, рассказывал всю правду, как это было на самом деле. В рассказах отца было тоже самое: не было попытки приукрасить событие или показать себя с лучшей стороны, только отражение реальных фактов. И даже случаи, которые при прослушивании посторонним человеком, могли показаться вначале как бы не совсем правдоподобными, были реальными. Мы все в семье знали, что отец не умеет врать, да и вообще что-либо придумывать или фантазировать. Он даже анекдоты не умел пересказывать, ну не получалось у него это, и все. Рассказать мог только реальную историю, причем можно было с полной уверенностью сказать, что никогда ее не приукрасит и не изменит. Доходило до того, что, когда с мамой был в чем-то не согласен – не спорил. Промолчит, но сделает по-своему, а когда мама начинает его пилить – никогда не начинал врать и изворачиваться. Как было дело – так и рассказывал.
